Неточные совпадения
Взлетела в воздух широкая соломенная
шляпа,
упала на землю и покатилась к ногам Самгина, он отскочил в сторону, оглянулся и вдруг понял, что он бежал не прочь от катастрофы, как хотел, а задыхаясь, стоит в двух десятках шагов от безобразной груды дерева и кирпича; в ней вздрагивают, покачиваются концы досок, жердей.
— Солдату из охраны руку прострелили, только и всего, — сказал кондуктор. Он все улыбался, его бритое солдатское лицо как будто таяло на огне свечи. — Я одного видел, — поезд остановился, я спрыгнул на путь, а он идет, в
шляпе. Что такое? А он кричит: «Гаси фонарь, застрелю», и — бац в фонарь! Ну, тут я
упал…
— Алексей Семенов Гогин, — сказал он, счастливо улыбаясь, улыбалась и Анфимьевна, следуя за ним, он сел к столу, бросил на диван
шляпу; перчатки, вылетев из
шляпы,
упали на пол.
— Вы хотите, чтоб я не
спала всю ночь? — перебила она, удерживая его за руку и сажая на стул. — Хотите уйти, не сказав, что это… было, что я теперь, что я… буду. Пожалейте, Андрей Иваныч: кто же мне скажет? Кто накажет меня, если я стою, или… кто простит? — прибавила она и взглянула на него с такой нежной дружбой, что он бросил
шляпу и чуть сам не бросился пред ней на колени.
Вдруг хорошенький маленький портфельчик выскочил у ней из руки и
упал на землю; она села; лакей нагнулся поднять вещицу, но я быстро подскочил, поднял и вручил даме, приподняв
шляпу.
— Успокойтесь же, — встал я, захватывая
шляпу, — лягте
спать, это — первое. А князь Николай Иванович ни за что не откажет, особенно теперь на радостях. Вы знаете тамошнюю-то историю? Неужто нет? Я слышал дикую вещь, что он женится; это — секрет, но не от вас, разумеется.
Далее, промотавшийся юноша, в рубище и в треугольной
шляпе,
пасет свиней и разделяет с ними трапезу; в его лице изображены глубокая печаль и раскаяние.
Ася (собственное имя ее было Анна, но Гагин называл ее Асей, и уж вы позвольте мне ее так называть) — Ася отправилась в дом и скоро вернулась вместе с хозяйкой. Они вдвоем несли большой поднос с горшком молока, тарелками, ложками, сахаром, ягодами, хлебом. Мы уселись и принялись за ужин. Ася сняла
шляпу; ее черные волосы, остриженные и причесанные, как у мальчика,
падали крупными завитками на шею и уши. Сначала она дичилась меня; но Гагин сказал ей...
Я быстро обернулся… Взор мой
упал на красивого молодого человека в фуражке и широкой куртке; он держал под руку девушку невысокого роста, в соломенной
шляпе, закрывавшей всю верхнюю часть ее лица.
В Париже — едва ли в этом слове звучало для меня меньше, чем в слове «Москва». Об этой минуте я мечтал с детства. Дайте же взглянуть на HoteL de ViLLe, на café Foy в Пале-Рояле, где Камиль Демулен сорвал зеленый лист и прикрепил его к
шляпе, вместо кокарды, с криком «а La BastiLLe!»
Весь небольшой поток захватывается желобом, или колодою, то есть выдолбленною половинкою толстого дерева, которую плотно упирают в бок горы; из колоды струя
падает прямо на водяное колесо, и дело в
шляпе: ни плотины, ни пруда, ни вешняка, ни кауза… а колотовка постукивает да мелет себе помаленьку и день и ночь.
Паншин взял
шляпу, поцеловал у Марьи Дмитриевны руку, заметил, что иным счастливцам теперь ничто не мешает
спать или наслаждаться ночью, а ему придется до утра просидеть над глупыми бумагами, холодно раскланялся с Лизой (он не ожидал, что в ответ на его предложение она попросит подождать, — и потому дулся на нее) — и удалился.
Но бедняк и тут не понял; он засуетился еще больше прежнего, нагнулся поднять свой платок, старый, дырявый синий платок, выпавший из
шляпы, и стал кликать свою собаку, которая лежала не шевелясь на полу и, по-видимому, крепко
спала, заслонив свою морду обеими лапами.
На Толкучем можно было очень дешево купить хорошенькое и простенькое платьице. Беда была в том, что у меня в ту минуту почти совсем не было денег. Но я еще накануне, ложась
спать, решил отправиться сегодня в одно место, где была надежда достать их, и как раз приходилось идти в ту самую сторону, где Толкучий. Я взял
шляпу. Елена пристально следила за мной, как будто чего-то ждала.
Вдруг он
упал, и
шляпа с него соскочила.
— Ре-ко-мен-да-цшо! А зачем, смею вас спросить, мне рекомендация? Какая рекомендация? Моя рекомендация вот где! — закричал он, ударя себя по лбу. — Да, здесь она, в житейской моей опытности! Приеду в Крутогорск, явлюсь к начальству, объясню, что мне нужно… ну-с, и дело в
шляпе… А то еще рекомендация!.. Эй, водки и
спать! — прибавил он совершенно неожиданно.
Разносчик, идя по улице с лоханью на голове и поворачиваясь во все стороны, кричал: «Лососина, рыба живая!», а другой, шедший по тротуару, залился, как бы вперебой ему, звончайшим тенором: «Огурчики зеленые!» Все это было так знакомо и так противно, что Калинович от досады плюнул и чуть не
попал на
шляпу проходившему мимо чиновнику.
Куда в хорошие люди пойдешь, и надень, да не садись зря, как ни
попало, вон как твоя тетка, словно нарочно, не сядет на пустой стул или диван, а так и норовит плюхнуть туда, где стоит
шляпа или что-нибудь такое; намедни на тарелку с вареньем села — такого сраму наделала!
Вот что думал Санин, ложась
спать; но что он подумал на следующий день, когда Марья Николаевна нетерпеливо постучала коралловой ручкой хлыстика в его дверь, когда он увидел ее на пороге своей комнаты — с шлейфом темно-синей амазонки на руке, с маленькой мужской
шляпой на крупно заплетенных кудрях, с откинутым на плечо вуалем, с вызывающей улыбкой на губах, в глазах, на всем лице, — что он подумал тогда — об этом молчит история.
Румянец негодования залил ее щеки; она сняла свою круглую
шляпу, перчатки,
упала на колени пред образом, прямо на грязный тротуар, и благоговейно положила три земных поклона.
Судья Дикинсон вскочил со своего места и наступил при этом на свою новую
шляпу. Какой-то дюжий немец, Келли и еще несколько человек схватили Матвея сзади, чтобы он не искусал судью, выбранного народом Дэбльтоуна; в камере водворилось волнение, небывалое в летописях городя. Ближайшие к дверям кинулись к выходу, толпились,
падали и кричали, а внутри происходило что-то непонятное и страшное…
Матвей думал, что далее он увидит отряд войска. Но, когда пыль стала ближе и прозрачнее, он увидел, что за музыкой идут — сначала рядами, а потом, как
попало, в беспорядке — все такие же пиджаки, такие же мятые
шляпы, такие же пыльные и полинялые фигуры. А впереди всей этой пестрой толпы, высоко над ее головами, плывет и колышется знамя, укрепленное на высокой платформе на колесах. Кругом знамени, точно стража, с десяток людей двигались вместе с толпой…
Корзина с провизией склонилась в руках ослабевшего человека, сидевшего в углу вагона, и груши из нее посыпались на пол. Ближайший сосед поднял их, тихо взял корзину из рук спящего и поставил ее рядом с ним. Потом вошел кондуктор, не будя Матвея, вынул билет из-за ленты его
шляпы и на место билета положил туда же белую картонную марку с номером. Огромный человек крепко
спал, сидя, и на лице его бродила печальная судорога, а порой губы сводило, точно от испуга…
Заметив Боброва, Нина пустила лошадь галопом. Встречный ветер заставлял ее придерживать правой рукой перед
шляпы и наклонять вниз голову. Поравнявшись с Андреем Ильичем, она сразу осадила лошадь, и та остановилась, нетерпеливо переступая ногами, раздувая широкие, породистые ноздри и звучно перебирая зубами удила, с которых комьями
падала пена. От езды у Нины раскраснелось лицо, и волосы, выбившиеся на висках из-под
шляпы, откинулись назад длинными тонкими завитками.
На пути попадались навстречу извозчичьи пролетки, но такую слабость, как езда на извозчиках, дядя позволял себе только в исключительных случаях и по большим праздникам. Он и Егорушка долго шли по мощеным улицам, потом шли по улицам, где были одни только тротуары, а мостовых не было, и в конце концов
попали на такие улицы, где не было ни мостовых, ни тротуаров. Когда ноги и язык довели их до Малой Нижней улицы, оба они были красны и, сняв
шляпы, вытирали пот.
В его тяжелой голове путались мысли, во рту было сухо и противно от металлического вкуса. Он оглядел свою
шляпу, поправил на ней павлинье перо и вспомнил, как ходил с мамашей покупать эту
шляпу. Сунул он руку в карман и достал оттуда комок бурой, липкой замазки. Как эта замазка
попала ему в карман? Он подумал, понюхал: пахнет медом. Ага, это еврейский пряник! Как он, бедный, размок!
Было темно в гостиной. Лаптев, не садясь и держа
шляпу в руках, стал извиняться за беспокойство; он спросил, что делать, чтобы сестра
спала по ночам, и отчего она так страшно худеет, и его смущала мысль, что, кажется, эти самые вопросы он уже задавал доктору сегодня во время его утреннего визита.
Туалеты дам отличались изысканным щегольством; на кавалерах были сюртуки с иголочки, но в обтяжку и с перехватом, что не совсем обыкновенно в наше время, панталоны серые с искоркой и городские, очень глянцевитые
шляпы. Низенький черный галстук туго стягивал шею каждого из этих кавалеров, и во всей их осанке сквозило нечто воинственное. Действительно, они были военные люди; Литвинов
попал на пикник молодых генералов, особ высшего общества и с значительным весом.
В камнях два рыбака: один — старик, в соломенной
шляпе, с толстым лицом в седой щетине на щеках, губах и подбородке, глаза у него заплыли жиром, нос красный, руки бронзовые от загара. Высунув далеко в море гибкое удилище, он сидит на камне, свесив волосатые ноги в зеленую воду, волна, подпрыгнув, касается их, с темных пальцев
падают в море тяжелые светлые капли.
Приплясывая, идет черноволосая генуэзка, ведя за руку человека лет семи от роду, в деревянных башмаках и серой
шляпе до плеч. Он встряхивает головенкой, чтобы сбросить
шляпу на затылок, а она всё
падает ему на лицо, женщина срывает ее с маленькой головы и, высоко взмахнув ею, что-то поет и смеется, мальчуган смотрит на нее, закинув голову, — весь улыбка, потом подпрыгивает, желая достать
шляпу, и оба они исчезают.
Два огромных черных крыла взмахнули над
шляпой, и косматое чудовище раскрыло обросшую волосами
пасть с белыми зубами. Что-то рявкнуло, а затем захохотало раскатами грома. Пара свиней, блаженствовавших в луже посередине улицы, сперва удивленно хрюкнули, а потом бросились безумным бегом во двор полицейского квартала, с десяток кур, как будто и настоящие птицы, перелетело с улицы в сад, прохожие остановились, а приставиха вскрикнула — и хлоп в обморок.
Каждый вечер она надевала тёмное, шумящее платье, чёрную
шляпу и уходила куда-то; утром, когда он убирал комнаты, она ещё
спала.
По тротуару шёл высокий плотный мужчина с белокурыми волосами. Волосы он зачесал назад, они красиво
падали из-под
шляпы на плечи, лицо у него было большое, благородное, с пышными усами. Одетый солидно, он оставлял впечатление важного, сытого барина.
С Елпидифора Мартыныча сейчас же слетела
шляпа; шинель на клетчатой подкладке распахнулась и готова была
попасть в колеса, сам он начал хвататься то за кабриолет, то даже за Анну Юрьевну.
Аделаида Ивановна, действительно, после скудного обеда, который она брала от дьячка,
попав на изысканный стол Бегушева, с большим аппетитом и очень много кушала: несмотря на свое поэтическое и сентиментальное миросозерцание, Аделаида Ивановна, подобно брату своему, была несколько обжорлива. Бегушев не спешил платить доктору. Тот отчасти из этого, а потом и по другим признакам догадался, что ему не следовало уезжать, ради чего, не кладя, впрочем,
шляпы, сел.
Тотчас же раздался выстрел. Увидев, что Лаевский стоит на месте, а не
упал, все посмотрели в ту сторону, откуда послышался крик, и увидели дьякона. Он, бледный, с мокрыми, прилипшими ко лбу и к щекам волосами, весь мокрый и грязный, стоял на том берегу в кукурузе, как-то странно улыбался и махал мокрой
шляпой. Шешковский засмеялся от радости, заплакал и отошел в сторону…
Окна в том доме, где жил Кирилин, были темны, и у ворот на лавочке сидел городовой и
спал. Ачмианову, когда он посмотрел на окна и на городового, стало все ясно. Он решил идти домой и пошел, но очутился опять около квартиры Надежды Федоровны. Тут он сел на лавочку и снял
шляпу, чувствуя, что его голова горит от ревности и обиды.
На этом месте легенды, имевшей, может быть, еще более поразительное заключение (как странно, даже жутко было мне слышать ее!), вошел Дюрок. Он был в пальто,
шляпе и имел поэтому другой вид, чем ночью, при начале моего рассказа, но мне показалось, что я снова погружаюсь в свою историю, готовую начаться сызнова. От этого
напала на меня непонятная грусть. Я поспешно встал, покинул Гро, который так и не признал меня, но, видя, что я ухожу, вскричал...
«Три дня тому назад святое братство
Под стражею вело из Антекеры
В тюрьму отпавшего мориско. Вдруг,
Одетый в плащ, черты сокрыты
шляпой,
На них
напал какой-то кавалер.
С угрозами и шпагою махая,
Он многих ранил, прочих разогнал,
Преступника ж освободил и скрылся».
День был холодный, пестрый, по синему, вымороженному зимою небу быстро плыли облака, пятна света и теней купались в ручьях и лужах, то ослепляя глаза ярким блеском, то лаская взгляд бархатной мягкостью. Нарядно одетые девицы
павами плыли вниз по улице, к Волге, шагали через лужи, поднимая подолы юбок и показывая чугунные башмаки. Бежали мальчишки с длинными удилищами на плечах, шли солидные мужики, искоса оглядывая группу у нашей лавки, молча приподнимая картузы и войлочные
шляпы.
Там он без памяти
упал на землю, насилу мог отдохнуть и с унылым видом, через час времени, возвратился к своему платью; но, видя, что к
шляпе его пришпилена роза, ободрился…
Послали за извозчиком. Надя, уже в
шляпе и пальто, пошла наверх, чтобы еще раз взглянуть на мать, на все свое; она постояла в своей комнате около постели, еще теплой, осмотрелась, потом пошла тихо к матери. Нина Ивановна
спала, в комнате было тихо. Надя поцеловала мать и поправила ей волосы, постояла минуты две… Потом не спеша вернулась вниз.
В сущности, фамилия этого молодого человека была не Еретиков, а Ярославцев; товарищи прозвали его Теоретиком, а Выселки перекрестили в Еретикова, и последняя кличка осталась за ним, быть может, потому, что она очень шла к нему: широкое, жирное лицо, обрамленное длинными, но жидкими волосами, которые
спадали из-под круглой
шляпы косицами, напоминало духовное происхождение Ярославцева.
Он приехал домой, едва слыша под собою ноги. Были уже сумерки. Печальною или чрезвычайно гадкою показалась ему квартира после всех этих неудачных исканий. Взошедши в переднюю, увидел он на кожаном запачканном диване лакея своего Ивана, который, лежа на спине, плевал в потолок и
попадал довольно удачно в одно и то же место. Такое равнодушие человека взбесило его; он ударил его
шляпою по лбу, примолвив: «Ты, свинья, всегда глупостями занимаешься!»
Платонов
спит на диване, у окна. Лицо закрыто соломенной
шляпой.
Софья Егоровна (будит Платонова). Платонов! Михаил Васильич! (Толкает его.) Проснись! Мишель! (Снимает с его лица
шляпу.) Можно ли класть на лицо такую грязную
шляпу? Фи, какой неряха, нечистот! Запонки растерял,
спит с открытой грудью, неумытый, в грязной сорочке… Мишель! Тебе говорят! Вставай!
Когда о. Игнатий подходил к дому, уже темнело и в комнате Ольги Степановны горел огонь. Не раздеваясь и не снимая
шляпы, пыльный и оборванный, о. Игнатий быстро прошел к жене и
упал на колени.
Однажды ночью он возвращался от больного, и на него
напали в лесу разбойники, но, узнав его, они почтительно сняли перед ним
шляпы и спросили, не хочет ли он есть.
В середине стоял высокого роста господин, в синих очках и войлочной, нарочно смятой
шляпе, из-под которой в беспорядке
падали ему на плечи длинные, густые, курчавые и вдобавок нечесаные волосы.
Он снял свою изуродованную
шляпу, оглядел ее и, надев прорехой на затылок, пошел по узенькой, не пробитой, а протоптанной тропинке в глубь небольшого, так сказать, однодворческого сада. Кругом растут, как
попало, жимолости, малина, крыжовник, корявая яблонька и в конце куст густой черемухи; но живой души человеческой нет.